В горах Сихотэ-Алиня - Страница 69

За перевалом река Садомабирани начинается маленьким ручейком, текущим в западном направлении на протяжении пяти километров. Тут она сливается с другой такой же горной речкой, бегущей с северо-востока. Как раз у места слияния их мы нашли юрту и около нее семью удэхейцев. Они укладывали нарту и, видимо, собирались куда-то перекочевать совсем. На вопрос, кто они и куда собираются, мужчина ответил, что он с реки Хора, зовут его Миону из рода Кимунку, что живет он на реке Хор и прибыл сюда на соболевание, но тигры потаскали у него почти всех собак. Поэтому он решил уступить им свое место и уйти обратно на реку Хор. Я сказал удэхейцу, что буду здесь ночевать, и просил его остаться с нами для того, чтобы завтра указать нам место, где чаще всего держатся полосатые звери, выжившие его с Садомабирани.

Женщина, услышав, что муж ее согласился на мою просьбу, совершенно равнодушно и молча стала разбирать нарту и таскать имущество обратно в юрту. Когда подошли казаки, было как раз время для остановки на бивак. Все дружно взялись за работу: одни ставили палатку и налаживали печь с трубами, другие рубили дрова, третьи резали траву для постелей, Марунич готовил обед. Когда начало смеркаться, я велел всех собак забрать внутрь помещения и всю ночь поддерживать костры на биваке, а сам вместе с Косяковым пошел в юрту удэхейца. Миону был мужчина лет тридцати восьми, невысокого роста, бедно одетый. Обветренное и загорелое лицо его и заскорузлые руки говорили о том, каким тяжелым трудом он добывал себе средства к жизни. В глазах жены — покорность судьбе.

Я стал его расспрашивать о реке, на которую мы вышли. Он сообщил мне, что все правые притоки верхнего Мухеня считаются хорошим охотничьим местом. Горы между Нефикцой и Мэка подвергались сильному разрушению, вследствие чего здесь образовалось много скал, имеющих причудливые формы. Это самое тигровое место в крае. Где бы они ни ходили, всегда туда возвращаются. Там они выводят и тигрят. Все охотники знают это, и потому никто не хочет соболевать около запрещенных скал. Тигр, который повадился у него таскать собак, пришел именно оттуда. Это очень дерзкий зверь. Сначала он посещал удэхейца ночью, а теперь повадился ходить и днем. Не позже, как сегодня утром, он унес еще одну собаку — пятую по счету. Когда удэхеец закричал на тигра, он ощетинился, показал зубы, заревел и стал бить себя хвостом по бокам. Из этого удэхеец заключил, что ему с семьей грозит смертельная опасность. Он решил уйти обратно на Хор, оставив щенка в распоряжение царственного зверя.

Были сумерки, когда я вышел из юрты и направился к своему биваку.

После ужина я снова вернулся в юрту удэхейца. Ребятишки его уже спали, жена его готовила ужин, а сам он исправлял ремни у лыж. Я подсел к огню и стал расспрашивать его о страшных утесах Мэка. Миону некоторое время молчал, и я думал, что он не хочет говорить на эту тему, полагая, что я хочу взять его в проводники.

— Место совсем худое. Наши люди никогда туда ходи нету, — наконец ответил он.

С этого начался разговор.

Скалы Мэка считаются недосягаемыми. Это пристанище чорта Онку. Там всегда завывает ветер. Проходящие мимо люди постоянно слышат, как вверху кто-то свистит, иногда слышны голоса, шум лыж, удары топора. Вот почему скалы Мэка называются Онку Чжугдыни, что значит — жилище злого духа Онку, или Амба Чжугдыни, потому что там всегда держалось много тигров. Они в качестве собак служат Онку и исполняют его поручения. И долго еще говорил мне этот человек про лесные страхи, которые все больше и больше разжигали мое любопытство. После ужина жена его тоже легла спать, а мы все еще сидели у огня и вели дружескую беседу.

Незаметно разговор перешел на другие темы: Миону спрашивал меня о том, как живут удэхейцы на берегу моря, и вспоминал кое-кого из своих старых знакомых.

Затем мы как-то оба замолчали. Я перенесся мыслями в прошлое и вспомнил свое длинное путешествие через Сибирь, когда ехал на Дальний Восток. Миону тоже о чем-то задумался и молча смотрел на огонь.

Вдруг он вздрогнул, на лице его выразился испуг. Я видел, как он побледнел и приложил дрожащую руку ко лбу.

— Что случилось? — спросил я его в тревоге.

— Куты-Мафа (тигр) близко ходи есть, — прошептал он чуть слышно.

Я прислушался, но ухо мое не уловило ни малейшего шороха. Тогда я взял ружье и вышел из юрты.

Была светлая ночь. Луна, более полная и яркая, чем накануне, только что скрылась за тучкой, нашедшей на нее с северо-запада. Порой она показывалась на мгновение, и тогда казалось, будто облако стоит на месте, а месяц бежит сквозь него в другом направлении. В кротком сиянии звезд на небе, в чистом морозном воздухе и в беззвучном движении воды в полынье — всюду царило невозмутимое спокойствие. Река казалась широкой белой аллеей, обсаженной по сторонам высокими старыми елями и уходящей в глубь леса. В нашей палатке было темно, из чего я заключил, что там уже все спали. От притухших костров кверху вздымались дымки тонкими струйками, пахло гарью.

Я осмотрелся и прислушался, но кругом царило полное безмолвие. Такая тишина кажется подозрительной. По ту сторону реки стеной стоял безмолвный лес, озаренный луной. Как-то даже не верилось, что в природе может быть так тихо. Словно весь мир погрузился в глубокий сон.

Я возвратился в юрту и сказал Миону, что не заметил ничего подозрительного. На это он мне ответил, что хотя я и не видел и ничего не слышал, но все-таки тигр был поблизости. Все люди знают, что если человек вдруг испугался без всякой видимой причины, значит страшный зверь подошел к его жилищу.